о творчестве

"Восемь лет мне пришлось быть ученицей, товарищем по охоте, другом Левитана. Восемь лет, посвященных практическому изучению природы под руководством Левитана, это выше всякой школы".

Софья Петровна Кувшинникова

Говорят, что Эйнштейн сжег свои последние работы по теории единства пространства и времени, ибо открывшаяся глубина постижения материи ошеломила его самого, и гениальный физик и мыслитель решил: человечество еще не созрело для того, чтобы узнать об этом; в противном случае оно может нанести себе необратимый вред. Но пока человек не знает того, что стало ведомо Альберту Эйнштейну, призывно звучащий зов красоты, свежести, чистоты связывает его с миром жизни Земли, и нет пока компьютера, который мог бы подсчитать точно количество зорь и закатов, поцелуев и вздохов, меру горя и счастья. И если даже в Нью-Йорке, даже в Бруклине выглянуть в окно, можно, будто впервые, увидеть во всем величии и простоте, как медленно, не торопясь, плывут и плывут облака, услышать немудреную песню ветра, шепот деревьев. И тогда душе, часто замороченной суетой, станут дороги художники, которые открывают немеркнущий, лучезарный, а порою трагический облик купели нашей. Их, таких художников, не так уж и много. Среди мастеров, сумевших в своих полотнах остановить само время и дать возможность вглядеться в диво, которое нам дадено, был другой гениальный еврей - Исаак Ильич Левитан. В чем тайна очарования пейзажей Левитана? Почему прелесть его безлюдных тихих полотен находит такой отзвук в душе человека? Разгадка тайны, на мой взгляд, в глубоком чувстве одиночества, в ощущении бездны и конца (не это же ли увиделось Эйнштейну?), несмотря на невыразимую красу "Золотой осени", "Над вечным покоем", "Тихой обители". Эти багряные, золотые, серые и лазурные краски-враги встречаются в них и манят горькой прощальной улыбкой. Разгадка тайны, наверное, еще и в том, что художник оставляет нас наедине с природой. Левитан, как никто, чувствовал мощь и непобедимость зовущей дали, неоглядность просторов, которые могут оглушить тишиной и усталой прелестью. Мастер понял глубину одиночества Земли, нетронутость природы, ее сна и пробуждения. Он видел сумерки, чуял свет первой звезды. Забываешь на миг, что его Русь была другой, и не гремели огромные города, не шуршали шины, не пахло бензиновой гарью... Нет! Совсем рядом "Владимирка", и поет, поет унылую песню разбойный степной ветер, оплакивая чью-то загубленную душу, дождь сеет прозрачную грусть и безысходность, и змеится розовая дорожка к стеклянной, словно замершей речке, гудит, гудит вечерний звон, его малиновые звуки разлиты во всем пейзаже, и хочется заблудиться, забыться в этой гулкой тишине...

Виталий ОРЛОВ, "Вечерний Нью-Йорк"

Тем, кто знает и любит творчество замечательного художника-пейзажиста Исаака Ильича Левитана (1860-1900), знакомо чувство завороженности, которое возникает всякий раз, когда останавливаешься перед его картинами и вдыхаешь в себя воздух удивительного искусства. В его картинах - живая душа природы, они одухотворены любовью, окрашены поэтическим настроением и печалью. Современники Левитана верно подметили, что он любит передавать в пейзаже печальное настроение. Вспоминали и слова Стендаля: "Тот не художник, кому недоступно чувство печали". И сам Левитан не раз говорил, что ощущает особую грусть, разлитую в природе, и стремится "поймать" ее, выразить на полотне. В жизни И.И. Левитана было немало печальных страниц. Судьба как будто испытывала его то безденежьем, голодом и бесприютностью, то унижением человеческого достоинства. Казалось, она хотела выяснить, выдержит ли художник эти испытания, сумеет ли устоять, сохранит ли свое замечательное дарование.

Элла КРИЧЕВСКАЯ (Мэриленд), "Вестник"

Творчество Исаака Ильича Левитана развивалось в период высокого расцвета русской художественной культуры. Его современниками были Репин и Суриков, Нестеров и Серов, Чехов и Горький, Шаляпин и Ермолова. За короткую творческую жизнь Левитан создал около тысячи полотен. Пастелей, рисунков.Сумел преодолеть сценические условности классико-романтического пейзажа, отчасти сохранявшиеся у передвижников. Его «пейзажи настроения» обрели особую психологическую насыщенность, выражая жизнь человеческой души, что вглядывается в природу как средоточие тайн бытия (недаром его любимым философом был А.Шопенгауэр). Чутко восприняв новации импрессионизма, он, тем не менее, никогда не отдавался чистой, радостной игре света и цвета, пребывая в кругу своих образов, овеянных «мировой тоской».